Эксперт: В белорусском руководстве правая рука не знает, что делает левая
Почти за месяц до первой годовщины расстрела Дмитрия Коновалова и Владислава Ковалева, осужденных по делу о взрыве в минском метро 11 апреля 2011 года, заместитель генерального прокурора Беларуси Алексей Стук заявил, что применение смертной казни в Беларуси пока отменять не планируется.
Почему Беларусь не хочет отказываться от смертной казни? Почему так быстро казнили Коновалова и Ковалева? Что принес белорусскому обществу этот год, и какие выводы можно сделать? С этими и другими вопросами корреспондент сайта «Товарищ.online» обратился к президенту Белорусского Дома прав человека Татьяне Ревяко.
- Заявление Алексея Стука демонстрирует то, что у нас правая рука не знает, что делает левая. Он сделал слишком категоричное заявление, что «пока не собирается». В то же время в парламенте из представителей верхней и нижней палат в конце прошлого года была создана группа, которая намерена изучать все проблемы, связанные со смертной казнью. А я напомню, что парламент является одним из субъектов, который имеет право, согласно заключению Конституционного суда, принять решение о введении моратория на смертную казнь.
- Вы верите в то, что депутаты и сенаторы могут принять самостоятельное решение?
- Конечно, у меня нет иллюзий. Решение по этому вопросу зависит лично от Лукашенко (кстати, это второй субъект, наделенный правом на введение моратория). Однако считаю, что в этой ситуации прокурор слишком поспешил делать однозначные заявления.
- В вопросе смертной казни, власть обычно оперирует старыми данными, данными референдума 1996 года, на котором 80,44% принявших участие выступили за сохранение данного вида наказания.
- Да, это первый аргумент, почему они не отказываются от смертной казни. Но корректно ли его использовать? Даже руководитель парламентской группы, которая намерена заниматься вопросами смертной казни Николай Самосейко заявил: «Белорусский народ высказался по нему на референдуме, но со времени референдума прошло полтора десятка лет, и за это время ситуация изменилась». Я также не считаю, что этот аргумент современен. Я думаю, что дело сохранения смертной казни - лежит в чисто политической плоскости.
- Что Вы имеете в виду?
- Этот вопрос может быть предметом политического торга с Западом. Вспомните, как в 2009 году у нас активизировалось обсуждение возможности введения моратория на исполнение смертной казни в обмен на возвращение белорусского парламента в Парламентскую Ассамблею Совета Европы. И сейчас я не исключаю, что этот вопрос будет разыгрываться на политическом поле: Беларусь может предложить мораторий в обмен на какую-либо преференцию в диалоге с Западом.
- 16 марта исполнится год, как заместитель председателя Верховного суда Валерий Калинкович написал письмо Любови Ковалевой о том, что ее сын Влад расстрелян. Что, на Ваш взгляд, этот год дал белорусскому обществу?
- Год, который прошел с момента расстрела Ковалева и Коновалова прежде всего отличается тем, что в 2012-м не было вынесено ни одного смертного приговора. Я думаю, что это результат, в том числе, значительно возросшего внимания общества не только к делу расстрелянных «террористов». Как оказалось, белорусское общество оказалось более гуманным, чем нам твердили на протяжении всех последних лет, ссылаясь на 80% сторонников смертной казни.
- Более того, наверное, следует сказать и о недоверии к следствию, суду, приговору по этому громкому делу, которое, как никогда, было заметно.
- Да, дело Ковалева-Коновалова оказалось еще важным с той точки зрения, что общественность выразила огромное недоверие к следственным и судебным органам. И не заметить этого власти просто не могли. Как общество могло реагировать на то, что молодые люди (конкретно Ковалев) был расстрелян до исчерпания всех возможностей обжалования – до рассмотрения надзорной жалобы и жалобы в Комитет ООН по правам человека. К этому возмутительному игнорированию норм права было привлечено столько внимания, что власти не могли не задуматься о том, что недоверие по конкретному делу распространится на общее недоверие к работе следователей и судебной системе.
- Спустя год после расстрела можно ли предположить, почему власть так спешила физически уничтожить «террористов»?
- Вероятно, их так быстро казнили, чтобы, как говорят, спрятать концы в воду. Дескать, смотрите, террористы наказаны, спите спокойно. Но все оказалось совершенно наоборот. Кстати, в связи с таким мгновенным расстрелом Коновалова и Ковалева, интересной завесой таинственности был обставлен расстрел мастера джиу-джитсу Игоря Мялика. Он был приговорен к смертной казни в сентябре 2010 года, а расстрелян, судя по всему, в феврале 2012-го. То есть, от вынесения приговора да приведения его исполнение тут – полтора года, а по делу «террористов» - четыре месяца. Чтобы такая разница не так бросалась в глаза на фоне внимания общественности к теме смертной казни, власти упорно не предоставляют информацию журналистам о расстреле Мялика. Уже почти год журналисты обращаются с этим вопросом в Верховный суд, тот отправляет в Департамент исполнения наказания и так далее, но о расстреле так и не сообщается. Думаю, что дело Коновалова-Ковалева стало своеобразной «лакмусовой бумажкой» как отношения общества к смертной казни, так и к судебным властям и следственным органам страны. И этот результат не может не настораживать власти.