Скажи НЕТ смертной казни

Долгое время адвокат Дмитрия Коновалова не давал интервью и только сейчас в эксклюзивном интервью «Комсомолке» Дмитрий Лепретор согласился ответить на вопросы.

Долгое время адвокат Дмитрия Коновалова не давал интервью и только сейчас в эксклюзивном интервью «Комсомолке» Дмитрий Лепретор согласился ответить на вопросы.

- Дмитрий, как вы вообще согласились защищать Коновалова? Говорят, что несколько адвокатов отказались от этого дела и только вы, несмотря на небольшой стаж, решили представлять интересы в суде первого террориста в стране.

- Это всего лишь разговоры. Я был адвокатом Коновалова с самого первого допроса и до конца. Мне, как дежурному адвокату, позвонили ночью 12 апреля 2011 года и сказали, что нужно подъехать в ГУБОПиК МВД (там проводились первые допросы Коновалова и Ковалева. - Ред.). Назвали статью УК, по которой задержаны подозреваемые. Я еще переспросил: «Что это?», в ответ услышал: «Терроризм». Тогда даже не отдавал себе отчет в том, что стану участником громкого процесса. Ведь после взрыва в 2008 году задерживали многих, затем отпускали, думал, в этот раз может быть так же. Когда услышал первые признательные показания Коновалова, сначала не поверил услышанному. Но Дмитрий держался очень спокойно.

- Неужели не было желания отказаться защищать его интересы?

- Любой адвокат руководствуется Законом «Об адвокатуре и адвокатской деятельности в Республике Беларусь», а также Правилами профессиональной этики адвоката, в которых четко указаны исключительные случаи, когда адвокат не вправе оказывать юридическую помощь и должен отказаться от принятого на себя обязательства по оказанию юридической помощи. У меня не было оснований для отказа в оказании юридической помощи Коновалову.

- В зале суда я наблюдала, как с вами общался Коновалов. Вы перебрасывались несколькими словами и все. Вы вообще смогли найти с ним общий язык?

- Люди все разные и по манере общения, и по поведению. Дмитрию хватало несколько слов, фраз, чтобы мы могли согласовать какие-то действия, чтобы понять друг друга.

- Что вообще интересовало Коновалова помимо судебного процесса? Жизнь родственников? Что пишут о нем в газетах?

- Человек, который находится под стражей, нуждается в определенных вещах: одежде, средствах личной гигиены. Дмитрий иногда просил передать родным о своих потребностях в условиях содержания в СИЗО. Знаю, что иногда он писал им письма. Ни про газеты, ни про реакцию на суд не спрашивал.

- Какое у ваc сложилось мнение о Коновалове?

- Я не знал Дмитрия как человека, я знал его лишь как подзащитного, который, к тому же, содержался под стражей. Это обстоятельство может многое поменять в характере человека. Не могу сказать, что он был глупым. Однако он был очень закрытым человеком. Такое чувство, что он сам для себя определил зону своей комфортности, определил границы, за которые никого не пускал. В душу войти к нему было невозможно, он мог воспользоваться своим правом отказа от дачи показаний и не отвечать на вопрос, который касался его внутреннего мира. К примеру, подробно рассказывал о фактах, событиях, своих действиях, но про родителей, друзей говорить не хотел. Знаете, в его внутренний мир войти было сложно, мотивы своих действий он объяснял только «дестабилизацией обстановки в Республике Беларусь», в подробности не вдавался.

- Он не писал прошение о помиловании. Неужели ваш подзащитный совершенно не цеплялся за жизнь?

- Он сказал, что писать прошение он не хочет, отказался от моей помощи в его написании. Это только его решение. Он с самого начала понимал, каким может быть итог судебного рассмотрения этого уголовного дела.

- Родители Коновалова вам звонили?

- Да, периодически звонили, интересовались процессом, здоровьем Дмитрия, спрашивали, нужно ли ему что-либо передать. В основном, это был отец. Поначалу думал, что общение с родными будет тяжелым с психологической точки зрения, но наше общение было деловым, я бы сказал сухим, без всяких лирических отступлений. Точно такое же общение было и с самим Дмитрием: только по делу, без эмоций. После приговора его отец интересовался, будет ли сын писать прошение о помиловании.

- Во время оглашения расстрельного приговора Коновалов воспринял его спокойно. Он оставался таким же равнодушным и после? Неужели не плакал, не переживал?

- При мне ничего такого не было, он держался ровно, спокойно. Возможно, он сдерживал себя, но об этом мы уже не узнаем.