Олег Алкаев: Исполнение смертного приговора - это убийство
Что чувствует исполнитель смертного приговора? Об этом активистам кампании "Правозащитники против смертной казни в Беларуси" рассказал Олег Алкаев, начальник СИЗО № 1 Минска в 1996-2001 годах, при участии которого были совершены 134 смертных казни путем расстрела.
Олег Алкаевутверждает, что стрессприисполнениисмертного приговора"дажене с чемсравнить". Никто изисполнителейпервыйразне может представить, как повлияетисполнениеприговоранапсихическое состояние. При первомучастии врасстрелевозникает "эффект замедленноговремени" и другие признакипосттравматическогосиндрома.
Интервью с Олегом Алкаевым было записано при подготовке фильма "Убыл по приговору".
- Я вам могу сказать, что за период уже моей эмиграции один исполнитель умер от инфаркта довольно в молодом возрасте, до 50-ти не дожил. Убийство – всегда убийство, даже если по закону. И руководители групп… есть некоторые, которые живут, есть, которые умирают в молодом возрасте. Может тут и стресс виноват, может другие обстоятельства. Конечно, исполнитель испытывает эмоции. Я их испытывал. Стресс. Просто там рядом не было ни психиатра, ни доктора, который мог бы измерить степень стресса… Все ваши интересы уткнутся в двери тюрьмы – никто вам там ничего не скажет и не покажет. Исполнение приговора смертного приговора - это убийство, страшное бремя, которое ложится на тех, кто это делает. Убить человека, который лично тебе ничего плохого не сделал, убить без злости, без накала страстей - это сложно. Исполнение приговора не вписывается в рамки привычной жизни. Никак. Абсолютно. Сравнить-то не с чем.
- Можете описать эмоциональное состояние при исполнении смертной казни в первый раз?
- Эмоциональное состояния в первый раз у всех одинаковое. Это, во-первых, замедленное восприятие времени. Я беседовал об этом с сотрудниками. Время замедляется… Отчетливо видишь все детали пистолета и как пуля вылетает, как в замедленной съемке… Я спрашивал у других, они то же самое ощущали. А потом уже все нормально заработало… и пистолет тоже… Сотрудников, которых включали в группу, даже близко не подпускали сначала – они с расстояния всё смотрели. Реакция непредсказуемая. Может, в обморок упадёт, кто знает, у кого, какая психика. Он смотрел с расстояния сначала, а следующий раз подходил поближе. Не буду детали рассказывать, кто как переносит, это ни к чему. В обморок никто не падал, конечно. Это работа все-таки. Понятно, что стресс. И я этого не отрицаю. Это убийство, а убийство никогда безнаказанно не проходит. Это на войне человек стреляет с большого расстояния, не знает, попал или не попал. И в него стреляют тоже. Это совсем другое.
А степень вины… Вы что думаете, что тот, который на курок нажимает, чувствует себя виноватее других? Нет, эта вина на всех распределяется. Один держит, второй на курок нажимает. Поэтому особенно не выделялся тот, кто стрелял, кто держал. Поэтому и группа была засекречена, поэтому и близкие родственники не знали, даже коллеги не знали, кто чем занимается. И это соблюдалось, прежде всего, членами самой группы.
- А состояние осуждённого в ожидании смертной казни?
- Осуждённые… чувствуют они все там, на каком уровне… на подсознательном, наверное, но они все чувствуют. Они же улавливают шорохи малейшие. Даже скрип каблуков, знают, кто пришел и зачем пришел. Библиотекаря от надзирателя они отличали, надзирателя от начальника. Осуждённый знает по количеству шагов, сколько человек пришло, зачем пришло. Если количество шагов превышает какие-то нормы стандартные, они уже знают, что пришли не книги выдавать. А самого процесса исполнения я давно уже противник. Потому что это не совсем цивилизовано. Эта процедура, угнетающая для всех. Вообще-то, моё мнение было такое… Я считал, что преступник вообще не должен знать, что его осудили к смертной казни. А потом… есть масса способов уйти из жизни спокойно, с ощущением, что уснул.
- Почему родственникам расстрелянных не говорят об исполнении смертной казни, а сообщают, что «убыл по приговору»?
- У лиц, в отношении которых исполнен смертный приговор, в карточке пишется три слова “УБЫЛ ПО ПРИГОВОРУ”. И никто не имеет права написать ничего другого. Никто не имеет права толковать эти слова. Даже я. Мы не обязаны были расшифровывать эту фразу. Тем более что эту фразу придумал не я, она шла от МВД СССР, от НКВД, а раньше писали “Десять лет без права переписки”. Потом вот эту фразу выдумали, она и по сей день действует, её никто не отменял. И никто не будет объяснять - куда, зачем и как.
- Как Вы теперь относитесь к такому виду наказания как смертная казнь?
- Сегодня я живу в государстве, где смертной казни нет. И здесь трупы на улицах не валяются. Никто никого не убивает, это крайне редко бывает. Существует без смертной казни Франция, где гильотину только в 1980 году поставили в музей, а так работала. В России нашли в себе силы отказаться от смертной казни, в Украине, во всех странах СНГ, Беларусь только одна осталась… Так что я противник смертной казни. Раз эти страны существуют, и всплеска тяжких преступлений нет, то, наверное, это самое лучшее доказательство, что страна может существовать без смертной казни. И я сегодня в такой стране живу.